Тревога заставила ее наморщить лоб.
— Я не хочу засыпать. Посиди со мной, ладно?
— Конечно, моя радость. — И тут Сигрид осенило. — Давай-ка спустимся вниз и выпьем молока. Только тихо, чтобы не разбудить Лотту.
Ловиса быстро выбралась из-под скомканного хлопчатобумажного покрывала и на цыпочках пошла к двери. Сигрид двигалась следом. Она покосилась на крепко спавшую Лотту и закрыла дверь.
Оказавшись на кухне, Сигрид налила молоко в стаканы, поставила один из них перед Ловисой и опустилась на стул, стоявший рядом.
— Кстати, откуда берутся страшные сны? — По тону девочки было ясно, что она все еще напугана.
Сигрид улыбнулась.
— Я думаю, что это вроде… сказки. Сказки, которую придумывает твой мозг.
— Я не люблю такие сказки. За мной гналась большая собака. Из ее пасти текла слюна. Зубы у нее были оскаленные. Большущие. И острые. — Девочка рассеянно взяла стакан и сделала глоток.
— Сегодня мы видели собак, когда гуляли в парке, — сказала Сигрид. — Ты их испугалась?
Ловиса подняла лицо, украшенное белыми молочными усами.
— Нет. — Она вытерла верхнюю губу тыльной стороной ладони. — Те собачки были маленькие. Совсем щенки. Они бегали за мячиком. Я смотрела на них и смеялась.
Сигрид протянула руку и пощупала ее лоб.
— Ну что ж… Возможно, эти щенки в парке заставили тебя подумать о собаках. Но существует множество причин, которые могли превратить веселье в страшный сон.
Ловиса отодвинула стакан так порывисто, что молоко чуть не выплеснулось через край, широко открыла глаза и уставилась на Сигрид.
— Может быть, перед сном ты слишком устала, — негромко продолжила та. — Если ты на что-то обиделась или из-за чего-то расстроилась, это тоже могло вызвать страшный сон.
Ловиса притихла и задумалась. Когда девочка подняла лицо, в ее глазах стояли слезы.
— Сегодня я думала о маме, — хриплым шепотом призналась она. Малышка изо всех сил пыталась справиться с собой. — Я скучаю по ней.
— Знаю, милая. То, что ты думаешь о маме и скучаешь по ней, вполне естественно.
Ловиса шмыгнула носом.
— Мама так крепко меня обнимает… И от нее всегда так хорошо пахнет…
У Сигрид сжалось сердце от сочувствия.
Девочка посмотрела куда-то в сторону, видимо стесняясь своего признания, но потом снова повернулась лицом к Сигрид. Ее взгляд был печальным.
— Мама позволяет мне сидеть у нее на коленях. А сегодня я подумала, что… что, когда она вернется, я просижу у нее на коленях целый час. И пусть Лотта смеется надо мной сколько хочет.
В горле Сигрид возник комок.
— Милая, конечно, я не твоя мама, но с удовольствием буду обнимать тебя, — дрогнувшим голосом сказала она. — И колени у меня тоже есть. Так что можешь садиться. Конечно, это не то же самое…
Ловиса заморгала глазами. Сигрид отодвинула стул и раскрыла девочке свои объятия. Та слегка помешкала, а потом слезла со стула.
— Только не надо говорить об этом Лотте, — деловито сказала Ловиса. — Она будет дразниться. Обзывать меня маленькой.
— О нет, она так не думает. Даже взрослым хочется, чтобы их время от времени обнимали.
Ловиса забралась к ней на колени, устроилась поудобнее и положила голову на плечо Сигрид. Ощутив тепло прижавшегося к ней маленького тельца, Сигрид прислонилась щекой к детскому лобику, ощутила запах свежевымытых волос и поцеловала девочку в висок. А потом инстинктивно начала качать ее и что-то мурлыкать себе под нос.
Сладкая боль в груди заставила ее вздрогнуть. Сигрид уже несколько недель ухаживала за Ловисой и Лоттой, и это доставляло ей удовольствие. Но до сих пор не сознавала, что эти дети сумели забраться к ней в душу.
То, что Ловиса приняла предложение заменить ей мать, изумило Сигрид. И наполнило такой гордостью, что сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Материнство. Сигрид всегда считала это слово чем-то вроде ругательства. Материнство лишило бы ее права уезжать и приезжать когда захочется. Помешало бы осуществлению ее надежд и достижению целей.
Она видела, как подруги одна за другой рожали детей и оказывались в ловушке, обрекая себя на скучную и пресную жизнь.
Сигрид крепко закрыла глаза и уткнулась носом в макушку Ловисы.
Может быть, эти женщины в Туресунне знали то, чего не знала она? Странное ощущение в груди заставило ее задуматься. Похоже, подруги понимали то, что ей было не дано. До этого момента…
Она качала малышку и думала, что представить себя матерью вовсе не трудно. Дыхание Ловисы стало ровным и медленным, и Сигрид поняла, что девочка уснула.
Нужно было отнести малышку в спальню и уложить в постель. Но она не могла сдвинуться с места. Качать ее было настоящим наслаждением.
Она начинала думать, что быть матерью очень приятно. Что может быть интереснее, чем видеть жизнь глазами любопытного ребенка? За прошедшие недели Сигрид успела привыкнуть к этому. Она помнила, как вместе с девочками исследовала бухту, читала книжки, рисовала, пекла печенье и булочки. И не раз изумлялась по-детски мудрым замечаниям двойняшек.
Конечно, это тяжелая работа. Очень тяжелая. Но Сигрид начинало казаться, что в положении матери преимуществ больше, чем недостатков.
Успокаивая Ловису, рассказывая ей о причинах страшных снов, а потом баюкая ее, Сигрид чувствовала себя по-настоящему счастливой. Никогда в жизни она не испытывала большего удовлетворения.
Волей-неволей она подумала, что ее представления о семейной жизни как о чем-то скучном и однообразном были ошибочными.
Семья. Чаще всего она состоит из мужчины и женщины, мужа и жены, вступивших в любовную связь, благословенным плодом которой становятся дети. Мысли о Тенгвальде, возникшие в ее мозгу, были слишком соблазнительными. Отмахнуться от них оказалось невозможно.