Тенгвальд опять сделал паузу, словно собираясь с мыслями и, видимо, переживая какие-то душевные движения.
— И не смей говорить, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств! — с силой воскликнул он, выплескивая накопившиеся эмоции. — Думаешь, я не видел, как ты смотрела на меня? Когда я целовал тебя в губы, твое тело пробуждалось к жизни. Стоит мне прикоснуться к тебе, как происходит что-то поразительное.
Сигрид стиснула зубы. А потом кулаки. Если она не будет держаться от него на расстоянии, то ее решимость противостоять влечению рухнет как карточный домик. Тенгвальд узнает все ее тайны… а потом от его чувств не останется ничего, кроме досады и презрения.
Она уперлась рукой в землю и порывисто вскочила, задев каблуком стакан. Раздался звон разбитого стекла.
— Я уже говорила вам, — сквозь зубы процедила Сигрид. — У меня есть свои планы. Свои цели и мечты. Все это я сказала вам ясно и недвусмысленно. Сказала, что не желаю вступать в прочную связь. Сказала, что серьезные отношения не представляют для меня никакого интереса. Я хочу изучать жизнь! — с нажимом воскликнула она. Ее лицо вспыхнуло. — И никто мне не помешает. Городу Шиен нечего мне предложить. Абсолютно нечего. Все свои двадцать три года я провела в такой же глуши и не собираюсь менять одну дыру на другую!
Она резко повернулась и побежала к дому.
Сигрид на цыпочках прошла мимо гостиной, откуда доносились негромкие звуки телевизора. Нужно было войти, посмотреть, чем занимаются двойняшки, и пожелать им спокойной ночи, но она была измучена разговором с Тенгвальдом и не хотела, чтобы дети видели ее в таком состоянии.
Однако избежать этого не удалось. Ее окликнули, и она застыла как вкопанная. Голос Лотты она узнала сразу. Для этого даже не понадобилось смотреть на ее подбородок.
Сигрид остановилась в дверном проеме.
— Да? Я здесь.
— Пожалуйста, дай мне попить, — вполголоса попросила девочка. — Я не могу сойти с места.
— Конечно. — Сигрид вошла в полутемную комнату и удивилась, что двойняшки перебрались с пола, где лежали спальные мешки, на диван.
Ловиса спала мертвым сном, ее голова лежала на плече Лотты. Сигрид потянулась за стаканом и спросила:
— Ты не будешь возражать, если я положу Ловису в спальный мешок?
— Не нужно. У нас с ней договор. Если одна из нас уснет, вторая обязана ее разбудить. Фильм про Тома и Джерри почти закончился, и я решила дать ей отдохнуть перед началом второго.
Лотта схватила стакан и сделала глоток.
— Спасибо. — Потом девочка отдала стакан Сигрид, и та поставила напиток на стол.
От внимания Сигрид не ускользнуло, что Лотта не двигала плечом, стараясь не потревожить сестру.
— Хорошо, когда есть на кого опереться, — невинно объяснила малышка.
На глазах тронутой до глубины души Сигрид проступили слезы.
— Когда мама и папа в первый раз заговорили про Америку, — продолжила Лотта, — они думали, что маме придется остаться с нами. Но мы с Ловисой их отговорили. Нам не хотелось, чтобы папа жил там совсем один. Мы с Ловисой всегда вдвоем. И папе тоже нужно, чтобы кто-то был рядом. Он ведь уезжал очень надолго.
Сигрид с трудом проглотила комок в горле.
— Ты замечательная сестра, Лотта. И замечательная дочь тоже.
— Когда я устаю, Ловиса разрешает мне класть голову на ее плечо. Приятно, когда рядом кто-то есть, правда?
По щеке Сигрид потекла слеза. Она быстро вытерла ее и шмыгнула носом. Вопрос Лотты остался без ответа. Потому что слов у Сигрид не было.
В коридоре что-то мелькнуло, и она подняла взгляд. На нее в упор смотрели мрачно сузившиеся глаза Тенгвальда. Их выражение говорило, что он слышал весь разговор… и видел ее реакцию.
Интересно, что он чувствует? Конечно, боль. Об этом говорит его угрюмый взгляд. И в то же время он ошеломлен. Наверняка ломает себе голову, почему Сигрид приняла близко к сердцу детскую болтовню, хотя только что решительно заявила, что никто и ничто не помешает ей воплотить в жизнь свою мечту.
Заставив Тенгвальда поверить в то, что она хочет узнать окружающий мир и что именно такое ее стремление мешает ей ответить на его чувство, Сигрид солгала. Конечно, это была ложь, наглая и беспардонная.
Теперь Сигрид ощущала угрызения совести. И это ей не нравилось. Она не лгунья… точнее, больше не хочет быть лгуньей. Хватит. Сыта по горло. Сколько можно притворяться не тем, кто ты есть на самом деле?
Тенгвальд имеет право знать правду. Даже если эта правда полностью изменит его представление о ней.
Сигрид выпрямилась и шагнула к нему.
— Может быть, пройдем в кабинет? Я должна вам кое-что сообщить.
Его губы, совсем недавно так нежно и страстно целовавшие ее, плотно сжались. Она испугалась, что Тенгвальд ответит отказом, но тут он едва заметно кивнул и пошел к кабинету.
Прежде Сигрид никогда не заботило, что о ней думают другие. Но теперь… До нее дошло, что она любит этого человека. Любит всей душой.
Господи, за что ей такое наказание?! Она наконец-то поняла, что отдала свое сердце мужчине, но поняла именно в тот момент, когда собралась рассказать ему правду о себе, горькую и нелицеприятную правду, которая разочарует его, огорчит и лишит иллюзий… Вот уж поистине ирония судьбы!
Сигрид побрела по коридору. Ее ноги налились свинцовой тяжестью.
Войдя в кабинет, она увидела, что Тенгвальд стоит у бара. Не обратив внимания на вино, он потянулся за бутылкой старого шотландского виски, плеснул в стакан на два пальца янтарной жидкости и повернулся лицом к Сигрид.